Избранная морского принца  - Дана Арнаутова

Джиад осторожно отвела одну прядь в сторону, пригляделась к мечущимся под веками зрачкам. Может, позвать целителя? Принц всхлипнул, повернулся лицом и, не просыпаясь, потянулся к Джиад. Нащупав ладонь, вцепился в нее и затих, другой рукой обняв себя за плечо.

Лежать так было неудобно, но руку Джиад отнимать не стала. Пусть, если больному спокойнее. Вот интересно, а что сам рыжий думает о том, что творится вокруг? Известно, что правителей подстерегает три вида опасности: их убивают ради власти, их убивают из личной ненависти, их убивают случайно. Здесь третий вид можно исключить: такой цепочки случайностей не бывает.

Кто может ненавидеть наследника настолько, чтобы пойти на убийство? Да кто угодно. Нрав у Алестара не шелковый, наверняка он успел обидеть многих, едва ли заметив это. Правда, магия крови защищает принца от мести подданных, но если обида так сильна, что обиженный не пожалел жизни... Мог Алестар взять кого-то в постель силой, послужить причиной чьей-то смерти или разбитой судьбы? Конечно, мог. Достаточно вспомнить, как он обошелся с ней самой, и вряд ли все в Акаланте считают таким уж великим счастьем лечь под избалованного паршивца или отдать ему сестру, дочь, возлюбленную. Вот и повод для ненависти.

Но, возможно, причина все-таки в политических дрязгах. Как правитель Алестар наверняка будет тем еще бедствием, хуже извержения вулкана, но лучше такой король, чем война. Значит, смерть принца выгодна очень многим. Но почему его решили убить именно сейчас? Без причины такие шаги не делаются.

Ах, как же плохо брести в тумане догадок. «Страж служит щитом трижды, — проговорила Джиад про себя одну из первых сутр. — Когда закрывает господина собой, когда отражает удар, когда предотвращает удар до его нанесения. Из этих трех способов первый требует верности, второй — умения, третий — мудрости. И третий способ служения предпочтителен, ибо лучший удар — тот, что не был нанесен».

Пальцы принца сильнее сжали её ладонь, Алестар снова заметался на ложе. «Он не мой господин, — напомнила себе Джиад со спокойной безнадежной усталостью. — Я не отвечаю за его жизнь. Но раз уж так вышло, что мы связаны, глупо будет погибнуть в очередной заварухе, когда убивать станут его».

— Ка-а-ас… — простонал Алестар, шлепнув по ложу хвостом, как человек дернул бы ногами во сне. — Кас, нет…

Не просыпаясь, он двинулся еще ближе и простонал сквозь зубы что-то неразборчивое, стиснув руку Джиад уже второй ладонью, до боли сжимая её пальцы, сминая их своими. Вот и что с ним делать? В храме учили, что дурные сны — послание от богов, их нужно принимать с благодарностью, как горькое лекарство или нож целителя. Но Алестар болен, вместо душевной ясности кошмары принесут ему только слабость.

— Кас, не на-а-адо…

Склонившись, Джиад положила свободную ладонь на растрепанную рыжую макушку. Никто не заслуживает снова и снова переживать смерть любимой — пусть и во сне. В клетке пронзительно пискнул малек салру — тоже кошмары снятся, что ли?

— Кас…

Лицо Алестара жалко и некрасиво скривилось, плечи затряслись. Разбудить? Или позвать целителей — пусть дадут лекарство. Или дать выплакаться?

Почти против воли ладонь Джиад скользнула по рыжей волне волос ниже, на плечи, и Алестар замер под её прикосновением, а потом тихо и монотонно заскулил, как побитый щенок. Без слов, сдавленно и глухо, вжимаясь лицом в мягкую подушку, а ладонями все так же стискивая руку Джиад.

И снова в клетке у стены тревожно заметался малек, засвистел пронзительно и оглушительно громко в тишине комнаты. Джиад медленно погладила принца по голове и плечам, едва сдерживаясь, чтоб не вырвать руку из сведенных судорогой пальцев Алестара. Тот перестал стонать, но быстро и неразборчиво зашептал что-то в мягкую глушь постели, сжавшись под её прикосновениями, только хвост метался из стороны в сторону, как у рассерженного кота.

— Все хорошо, — негромко и насколько могла мягко сказала Джиад. — Все хорошо… Это всего лишь сон, все прошло… Алестар, вы слышите меня? Все прошло…

Наконец лихорадочный шепот стал затихать, принц вздрогнул, вытянулся на ложе, невольно придвинувшись так близко, что уткнулся ей в плечо. Поморщившись, Джиад заставила себя лежать спокойно. Это всего лишь милосердие, обещанное королю иреназе и самому Алестару. Просто чтобы паршивец быстрее выздоровел. Память услужливо подсунула испуганные глаза наследника хвостатых, когда Джиад сорвалась утром, и быстрые движения пальцев над каймуром, а потом эти же пальцы, крепко, но осторожно сжимающие хвост малька. И звонкий, такой искренний смех…

Джиад даже головой потрясла, отгоняя наваждение. Дурман дурманом, но неужели этот Алестар, заботливый и смешливый, был недавно другим, тем, о котором и вспомнить без омерзения не получалось? Может ли гарната, или как ее там, настолько изменить нрав?

Ладно, ничего с ней не случится от еще одной ночи рядом с рыжим, тем более что утром тот ничего не вспомнит. Или спишет на лихорадку.

* * *

Алестар и вправду провалялся почти до полудня, насколько Джиад могла судить по внутреннему ощущению времени. Она успела вволю выспаться, расчесать спутавшиеся за ночь волосы и связать их в хвост, покормить малька, недовольно мечущегося по клетке, сделать разминку и вернуться обратно на постель, устроившись в самом изножье. Тяжелое мягкое покрывало, сотканное то ли из водорослей, то ли из какого-то морского мха, было так же насквозь пропитано водой, как и все здесь, оно с фальшивой ласковостью пыталось обнять, уговорить поспать еще, но куда мокрой губке до меховых одеял на земле — легких, теплых… сухих!

Джиад вздохнула, усевшись в привычную позу со скрещенными ногами, хотя под водой это получалось непривычно, тело так и норовило оттолкнуться, всплыть и повиснуть между полом и потолком. В самом деле, зачем иреназе кровати? Ну и спали бы прямо в воде.

Поежившись, она сплела пальцы перед собой, сосредоточилась на дыхании.

— Что ты делаешь? — раздался голос позади. — Молишься?

С трудом обретенный настрой слетел, как у малыша, что только учится слушать свою душу. Перед тем как ответить, Джиад заставила себя разжать стиснутые зубы и сделать пару вдохов-выдохов, чтобы убрать из голоса раздражение.

— Нет, — сказала она, не оборачиваясь. — Это не молитва. Просто тренировка.

Алестар не ответил. Завозился на кровати, плеснул плавником хвоста, а немного спустя так же молча выплыл мимо Джиад из комнаты. Вслед ему громко и требовательно запищал рыбеныш, явно возмущаясь, что все плавают на воле, а его опять заперли в тесной клетке.

Джиад снова глубоко выдохнула, пытаясь унять злость. Да, разговор с собой — это не молитва, но даже в Аусдранге, где редко выдавалась свободная минутка, она находила время отрешиться от повседневности, чтобы услышать тихий голос внутреннего Я, той части себя, что говорит с Малкависом. А здесь уединиться можно только в уборной, похоже.